Дочь седых белогорий - Страница 79

Сегодня у Ченки хорошее настроение. Во-первых, она рада первому снегу. Во-вторых, отец узнал о том, что у неё скоро будет ребёнок, отнёсся с пониманием, сдержанно, не обрушил на неё свой родительский гнев. В-третьих, ей приснился вещий сон. Девушка видела, как к их оленьему стаду прибился белый сокжой. Это – знак, весть о скорых переменах в её жизни. Вполне возможно, что это будет добыча, удача на промысле. Но и нельзя было отрицать того, что в самое ближайшее время, даже сегодня, у них на стойбище появятся новые люди. Она верила в сны. Верила потому, что они всегда сбывались. Девушка знала, чувствовала сердцем, что скоро к ней приедет Дмитрий.

Как продрогшая за ночь от холода зорянка смотрит на восток в ожидании восхода солнца, так и Ченка весь день глядит туда, куда две недели назад ушёл любимый. Она скоблит мездру на шкуре сохатого, но скребок то и дело выпадает из её рук. Мысли девушки витают где-то далеко, указывают путь, торопят оленя, на котором уехал Дмитрий в неизведанный край. Горячее сердце стонет в ожидании встречи. Душа волнуется, ропщет от неведения.

Русские говорят: «Нет ничего хуже, чем ждать да догонять». Народная мудрость вполне приемлема и для эвенков. Вечные кочевники, охотники, привыкшие воспринимать дикую тайгу как свой родной дом, считают, что удел женщины – ждать, быть хранительнецей очага и надежной опорой мужчины. А догонять – задача мужчин, кормильцев семьи. И неизвестно, кому приходится хуже, мужчине, постоянно вступающему в единоборство с жестокими условиями тайги, или женщине, безропотно выполняющей все дела в семье. Мужчины часто не замечают женского труда. Под дырявым покровом не держится тепло, в голове мужчины не гнездится женская забота. И все удобства, уют, созданные руками женщины, в основном остаются без внимания. Никто из сильной половины не догадывается о чувствах своих подруг, как им трудно ждать.

А Ченка ждёт. Как ветер в ураганную погоду, мечутся её мысли. Каждое утро наполняется радужными надеждами. Во мраке чёрной ночи утопает тоска. Нет милого – нет жизни. И всё для девушки кажется неинтересным. А утром всё заново. В этих грёзах-мечтах не заметила изменений вокруг.

Очнулась, увидев, как по приозёрному лугу к стойбищу мчатся олени. За ними трусцой спешит волк. Огромный, серый, вытянутый в струну. Бросила Ченка нож, вскочила, подбежала к кедру, схватила ружьё, взвела курок. Олени вбежали на пригорок к чуму, заслонили телами серого разбойника, заметались вокруг костра и человека. Не может девушка точно прицелиться в хищника, ждёт удобного момента. А волк уже около стана, ведёт себя странно, не боится ни оленей, ни костра, ни человека. Бежит прямо на Ченку, высунул язык и вдруг закрутил хвост в калач.

Охнула девушка, опустила ружьё, радостно взвизгнула: Князь! Кобель заскулил от радости, пополз в руки, стал лизать её лицо, ладони. Обняла Ченка густую шерсть собаки, в глазах выступили слезинки. Не может скрыть своих чувств, теребит лохматое тело, прижимает к себе. Пес отвечает признательностью, скулит, тычется мордой в грудь, помнит ласку девичьих рук, доброе отношение, лакомые кусочки вяленого мяса. Ченка вскочила на ноги, забежала в чум, достала из потки и бросила ему большой кусок копчёной сохатины.

А рядом – топот тяжёлых ног. Через поляну, к стойбищу торопятся шесть огромных, больших лошадей. Верхом – два человека. На передовике – Дмитрий. Сзади ещё один незнакомый русский мужик. Подъехали, спешились, подвязали коней.

Ченка от радости не знает что делать: метнулась в чум, быстро накинула на себя новое платье, пристегнула хольмэ, расчесала волосы, вышла на улицу. Дмитрий слабо улыбается ей, кивнул головой, но глаза уже другие: равнодушные, холодные. Даже не подал руки, не обнял, не поцеловал. Сразу же поспешил к лабазам, проверять потки с пушниной, турсуки с товаром. Она в нерешительности стоит около костра, не знает что делать. Не ожидала такой холодной встречи. Второй, что приехал с Дмитрием, оказался куда более приветливым. Подошёл к Ченке, широко заулыбался, схватил огромными руками её хрупкую ладошку, стал трясти, что-то объяснять:

– Меня зовут Матвей! Понимаешь? Русский я, проводник, с Дмитрием коней пригнал, дорогу показал. Понимаешь?

Ченка слабо улыбается, а сама всё смотрит на лабаз, где суетится её любимый. А тот оттуда глухо проворчал:

– Да не ори ты ей на ухо. Мало она что понимает. Скажи просто, как звать, да и ладно. Хватит с неё… холера. Что с неё возьмёшь? Чурка с глазами…

Слушает Ченка, многих слов не понимает. Однако чувствует грубую интонацию голоса, в растерянности не может понять, что произошло с Дмитрием. Как будто подменили за это время. Вместо нормальных, спокойных слов – грозный рык. Наконец-то слез с лабазов, подошёл к костру:

– Фух! Слава богу, вроде все цело, – и рыкнул на Ченку: – Что стоишь, как оскорина? Давай жрать, видишь, люди с дороги, голодные!

Засуетилась она, накрывая на стол. Сняла с тагана напарившееся мясо, разложила лепёшки, налила чай. А у самой на сердце муравьи душу точат. Что случилось? Почему Дмитрий такой злой? Почему не любит её, как это было прежде?

Матвей тоже чувствует натянутые отношения, молчит, смотрит исподлобья то на Ченку, то на Дмитрия. Но не вмешивается в разговор, потому что знает своё место. Не он главный здесь, просто проводник, нанятый для перехода по тайге.

Через какое-то время купец поостыл, отмяк, налил из большой фляжки спирт себе, Матвею, Ченке. Выпили за встречу, за знакомство. Дмитрий сделался добрее. Поинтересовался, где Загбой.

– Тайгу посел, кулема рупить. Аскыр ловить нато. Зима скоро, – пьяненько залопотала Ченка. – Утром уехал. Вечером путет.