Дочь седых белогорий - Страница 80

Радуется девушка, что он на неё внимание обратил, глядит заискивающе, преданно, с надеждой. Думает, что сейчас будет спрашивать о жизни, чувствах и, может быть, даже заметит округлившийся животик.

Рано радовалась. Напрасно надеялась. Дмитрий – всё внимание на Матвея. Спирт подливает, мясо подкладывает, о здешней тайге спрашивает. Ченку как будто и не замечает, изредка взглянет в её сторону, спросит, да и то только по существу: подай лепёшку, налей чай, принеси потник под задницу да подкинь дров в костёр.

Сидела Ченка долго, подавленная, молчаливая, как побитая собака. Потом встала, пошла в тайгу, приложила к лицу ладошки и от обиды долго и тихо плакала. Утешением стал один Князь. Кобель осторожно пришёл по следу девушки, преданно сел рядом, уткнулся головой в грудь, сопереживая.

Очень скоро приехал Загбой. Может, тоже чувствовал приход Дмитрия. Тот встретил его более приветливо, чем Ченку. Широко распахнул руки для приветствия, крепко обнял, усадил к столу и налил чарку спирта. Загбой сразу же захмелел, развеселился, стал рассказывать обо всех важныех событиях, произошедших в отсутствие Дмитрия.

Говорил о том, как он и Ченка ставили новый чум, о невиданной, огромной рыбине, живущей в озере, об особенностях охотничьих угодий, о свадьбе оленьего стада.

– Сколько у тебя оленух в табуне? – поинтересовался Матвей.

– Отнако, десять калов путет, – важно покачал головой Загбой.

– Вот видишь, на будущий год весной десять телят прибавится.

– Эко! Скорый ты, как белка. Пашто перо на живом глухаре терепишь? Никогта так не путет. Сколько маток не догулялось, сколько скинет, сколько телков при родах погипнет. Нечего склатывать в потку не добытую пушнину, – мудро ответил охотник и вдруг, что-то вспомнив, посмотрел на Дмитрия. – Где орон, на котором ты ехал к лютям?

– Дык… Дык я это, того… – замешкался тот. – Попросил его у меня пристав Волынский. А вместо него дал вот коня. Хочешь, бери коня. Я ему рассказал о тебе, какой ты хороший охотник. Он тебе привет передал.

Врёт Дмитрий, не краснеет. Только глазки бегают. Бросил косой взгляд на Матвея, тот все понял и без зазрения совести поддакивает. Лишь бы он побольше спирту налил. А Загбой – простая детская душа – верит каждому слову. Не знает, что русский в знак знакомства с местными властями подарил оленя на шашлыки, под выпивку. За это Волынский дал Дмитрию лошадей и проводника.

Для Загбоя новое имя – пристав Волынский – значимое лицо. Раз русские о нём говорят с таким почтением, значит, это, наверное, их бог. И если он вспоминает о нём, то ради этого можно пожертвовать одним оленем. Загбой серьёзно смотрит куда-то в костёр, качает головой и соглашается:

– Эко, латно. Пусть путет отнако. Один орон не шалко. Но конь мне не нато. Чем я его кормить путу? Олень мох, ягель, траву кушай. Конь мох не кушай. Я сам вител. Снег патёт – стохнет, отнако. Зачем мне мёртвый конь?

Помолчал немного и протянул ладонь:

– Конь не нато, привет давай.

Дмитрий и Матвей смеются, объясняют, что передать привет – это словесная форма выражения уважения. Загбой сконфужен, насупился, обижается. Думал, что привет – это что-то наподобие фляжки со спиртом или отрез материи на рубаху. Купец быстро разрешил проблему, налил по кружкам спирт, пригласил выпить. Ударились посудой, проглотили огненную воду и, едва не задохнувшись, потянулись за мясом.

Из тайги пришла Ченка. Услышала голос отца, поспешила к костру. А сама волнуется, знает, что сейчас он будет вести важный разговор о ней. Так и случилось. Не успела девушка подойти к ним, а Загбой уже лопочет:

– Эко, Тима! Доська мой живот растёт. Дитя бутет, отнако. От тебя репёнок.

У Дмитрия губы затряслись. Чувствовал, что это случится, и новость – не вовремя. Едва владея собой, заулыбался, всплеснул руками:

– Эх ты! Надо же! А я и не думал, что так получится…

Матвей смотрит тупо то на Ченку, то на купца, ещё понять ничего не может: как так мог он совратить такую маленькую девочку? Быстро понял, что здесь дело не обошлось без какого-то обмана, покраснел до кончиков ушей. Но виду не подал, а наоборот, подыграл Дмитрию:

– Так это же хорошо, ребёнок! За это надо выпить!

– Што телай путем? Отнако нато тебе Ченку замуш брать. Жить вместе путете. Новый чум построим. Тайга месте хоти. Карашо жить путем! – торопливо говорит Загбой. – Нелься репёнку без отца. Да и Ченке без муша тоже. Плохо так. Доське муша нато, ребёнку отца. Нельзя, чтобы дитя в безотцовщине ротился.

Дмитрий в замешательстве. В один миг нарушились все его планы. До этой минуты у него всё шло как никогда хорошо: удачный переход на юг, целая пушнина, которую он уже знает куда продать и за хорошие деньги. Он сполна рассчитался с эвенками товаром, продуктами, оружием. Теперь ему не нужен проводник-тунгус в тайге. Он уезжает в город, в мир цивилизации. Зачем ему какая-то Ченка, которую он и знать не хочет? Зачем ему какой-то незаконный выродок от этой узкоглазой девчонки, к которой у него ничего не было, кроме природного желания? Скорее, как можно быстрее надо уйти из тайги, раствориться в мире людей, забыть обо всём. Ещё немного – и он будет богат. Теперь он развернётся и не будет бедствовать. А тунгусы… Что тунгусы? Они проживут и без него. Эти люди – дикари… Ведь жили же они до него, так проживут и дальше. Не вовремя эта девчонка забрюхатила. Надо как-то обмануть их, уйти, чтобы больше никогда не встречаться. Уйти, уехать, и концы в воду.

– Что же, жениться я не против, – хитро улыбнулся он. – Только вот времени нет сейчас. Мне надо срочно ехать в город, пушнину продавать. Договорился я там, ждут меня. Но вот когда вернусь, тогда и совершим обряд.