Дочь седых белогорий - Страница 78

– О-о-о! Кто к нам приехал! Сам Загбой Иванович! Здорово живёшь!

Загбой счастлив. Чувствует откровенно доброе отношение братьев, рад общению с дорогими людьми. Никто из русских ещё никогда не говорил с ним так просто, открыто, сердечно. В глазах купцов скрывается хитрость. Даже Дмитрий не имеет такого откровения. А братья всегда разговаривают с ним как с равным, с самым преданным товарищем. А то, что его называют по отчеству, доставляет охотнику удовольствие. Это Егор окрестил его так. Вроде и слово-то простое, обыденное. И отца у Загбоя звали совсем не Иваном. Но он согласен, горд, но не заносчив. Величание Ивановичем для него сопоставимо разве что с именем эвенкийского князя Ченколика, у которого оленье стадо насчитывает более двух тысяч голов. Чтобы его назвали так ещё раз, он готов ехать к океану. Но, к его огромному счастью, братья Вороховы живут рядом, ехать на олене всего лишь полчаса. И желание встречаться с ними с каждым днём растёт всё больше и больше.

Мужики по-таёжному гостеприимны, уважительны. Один из них принимает из рук Загбоя повод, подвязывает его к стволу дерева. Второй усаживает гостя на чурку, наливает чай, подаёт сладкий сухарь. Сердце охотника заполняет томительная истома благодарности. Он вдохновлённо улыбается, волнуется, рука с чаем трясётся, а язык лопочет едва понятные слова:

– А те Филька-чёрт? Спит, отнако? Сополь все тропы обметал, рятом пегает, котомку просится. Плахой охотник Филька, проспит частье.

Братья смеются в бороды, переглядываются и так же простодушно объясняют:

– Да нет, не спит Филька. Давно уже на ногах. В тайгу с Иваном поехали. Подвезло брату – марала вчера добыл, мясо залабазил. А вот сегодня, на рассвете, поторопились, кабы росомаха не напакостила.

Братья неторопливо ведут разговор, а эвенк, внимательно выслушав, одобряюще качает головой – хорошо братья делают. Готовятся к промыслу. Знает Загбой, что Егор и Иван остаются на соболевку до глубоких снегов. Через несколько дней Гришка и Филька уйдут домой, погонят лошадей, а они к Рождеству потянутся на лыжах.

Знает Загбой, всё знает. Ничего братья не скрывают от него по простоте своей души, так как считают его своим человеком. Они рассказали ему всё: сколько у них избушек, куда тянутся путики с кулёмками, количество самоловов, где держится соболь, белка, основные погодные прихоти, особенности местности, как и на что лучше ловить пушного зверя и ещё о многом другом, что необходимо знать охотнику в тайге. Рассказывают всё как на духу, потому что увидели в нем человека!

Но и Загбой не остался в долгу. Ему есть с кем поделиться опытом прожитой жизнью. Это он рассказал им, как выделывать шкуры зверей золой, как добыть белку без собаки, как сделать рожон на росомаху, как подманить кабаргу. Это он надоумил их к простейшему изготовлению насторожек на кулёмки – пруток, сторожок и жилка зверя. Те дивились: как сами не додумались до такого простого изобретения? На то, чтобы вырезать челаки, надо время. А оно в тайге дорого. А здесь же всё можно приготовить на месте, у ловушки, за несколько минут. На это Загбой проговорил пословицу своего народа:

– Мать родит голову, время – ум, а ум – всё.

Братьям ничего не остаётся, как только поражаться к месту вставленным изречениям своего нового друга-эвенка.

В разговорах о промысле совершенно спокойно, без споров договорились об охотничьих угодьях. Так как братья уже давно промышляли в этих местах и путики были проложены в округе Грязного ключа, Загбою предстояло охотиться на левом берегу Туманихи. С этим предложением охотник согласился без каких-либо колебаний, молча, сдержанно.

За то время, что прожил здесь, успел объехать на олене ближайшие окрестности вдоль и поперёк и благодаря своему глубокому опыту успел отметить, что самые лучшие собольи места находятся на левом берегу реки, в подгольцовой зоне. Ему было непонятно, почему братья промышляют аскыра там, где его меньше всего. Но уважение к чужому мнению не давало повода советовать, он просто молчал, стараясь не показаться умнее их. Таков уж его характер. И тем более сильным стало его удивление, когда Вороховы щедрой рукой определили ему его место будущего промысла именно на левом берегу.

Промолчал он в ответ на их советы, где именно прокладывать путики, какую приманку готовить и что делать, когда соболь в ловушки не идёт. Говорили, что ловушки лучше рубить в займище, там более ровное место для обхода и встречается больше всего собольих следов. На прикорм можно готовить кусочки шкур зверя, требуху и даже свежее мясо.

На эти рекомендации у Загбоя было своё определённое мнение. Путики он рубил не в займище, а у подножия гор. Следопыт знает, что соболь кормится только тогда, когда идёт в гору. В займище зверёк просто делает выбежку, разминается, резвится, поэтому игнорирует ловушки и всевозможный прикорм. Насчёт приманки у него тоже особое мнение. Для этого Ченка специально потратила целый день: мясо добытого зверя нарезала на мелкие кусочки, добавила добрую порцию гусиного и медвежьего жира, перемешала с кровью и наглухо зашила массу в шкуру сохатого. Всё это месиво Загбой подвесил на лабаз, в тень, до поры до времени – пусть квасится. Он знал, что через какое-то время на такую приманку пойдёт самый ленивый соболь. Ну, а насчёт того, что в ловушки большей массой ловится белка, это хорошо. Белка – тоже пушнина. Загбой знает, что русский купец любит любую пушнину, как росомаха кровь.

Уже потом, несколько позже эвенк поймёт, что братья Вороховы лучше всего умеют промывать землю в поисках жёлтого песка. А добывают пушного зверя так, попутно, в свободное от основной работы время. Поймёт, но не удивится. Он, Загбой, наоборот, лучше знает все тонкости и премудрости промысла, но ничего не понимает, как и где искать тяжёлые камни. Что же – каждому своё.