Дочь седых белогорий - Страница 74

Видит Лазарь, как братья Вороховы золото на скупку несут. Много золота, песок и самородки, да какие! С куриное яйцо! А узнать про прииск не может. Хитры братья, как лисы. Спирт не пьют в кабаке. А в тайгу ходят из посёлка – как будто ветром уносит. Ночь для них – мать родная. Как проследить, где Вороховы золото моют? И наконец-то придумал. Решил Кузю Солоху нанять. Первым делом подвёл его под кабалу, сделал так, что тот в лавке задолжал ему большую сумму. Пообещал долг списать, да ещё вдобавок ссуду дал. Кузя согласился, но тайно, не дай бог, братья узнают! Потом в тайге поймают, на муравейник голой задницей посадят, такие уж у старателей законы… На том и порешили.

Конечно же, о многом Филя знал. И о том, как старательские прииски в руки купцов переходят. И о том, что у Лазаря слюна бежит. Но вот что он Солоху в следопыты нанял – впервые. Здесь придётся призадуматься, так как Кузя едва ли не лучший охотник во всем посёлке. Всю жизнь в тайге, много зверя выследил и добыл. Запутать свой след будет очень сложно, так как Солоха дотошный, настойчивый, да к тому же прекрасно знает все старательские уловки и хитрости.

«Эх, Кузя. Пуля по тебе плачет. Продался Лазарю. Не простят тебе этого старатели… – с сожалением думал Филя, прочитав записку Лизы. – А ведь таким хорошим мужиком был! Своим…»

Однако слезами горю не поможешь. Думать надо, как в тайгу идти. Сегодня ночью срок назначен. Вот-вот – и на перевалах снег ляжет.

Крепко закручинился Филя. Уселся на лавку, в одну точку уставился, ничего не видит. Катя его за рукав теребит, записку просит прочитать, хотя сама её уже изучила, когда от Лизы шла. Что поделать – девичий характер прелюбопытен. И хотя в свои шестнадцать лет её сердце ещё никому не принадлежит, но о любви она, конечно, знает все и лучше всех. Кате очень хочется, чтобы брат поделился с ней своими чувствами. Но Филя угрюм, как осенняя вода. Однако и девушка настойчива. Она хитрит и, стараясь разговорить его, начинает издалека:

– А я знаю, кто вас с Лизой выдал.

От подобной осведомлённости у Фили отвисла челюсть. Выкатив глаза, он смотрит на сестру и едва слышно шепчет:

– Кто?!!!

– Кузя Солоха. Он за тобой с сеновала бабки Засошихи наблюдал. Он и сейчас там сидит, смотрит. Притих, как бурундук.

– Так что же ты молчишь-то! – вскочил парень. – Ну ты и дурёха. Тут дело такое, а ты…

– А я что! Я ничего, я и говорю, – обиженно захлопала Катя ресницами.

Заметался Филя по избе, подбежал к окну. Эх ты, чёрт! И как сам раньше не додумался? Ну, конечно же, вон он, сеновал бабки Засошихи, в ста метрах от дома. Всё видно, как на ладони. И изба, и ограда, и конюшня, и выход за огород. Представил себе, как Солоха за ним наблюдает. Прекрасно видел, как он в тайгу собирался, и как коней ковал, и как на реку к Лизе бегал. Надо же такому случиться. А то, как он сегодня ночью в тайгу пойдёт, заметить не проблема. Эх, Кузя, ну гад! За ним пойдёт, как росомаха по следу. И, конечно же, выследит. Ему только узнать направление, а там дело опыта. Присел на лавку. Что делать? Как след запутать? Как уйти незамеченным?

Катя рядом стоит, молчит, не знает, как брату помочь. А потом вдруг встрепенулась, хитро улыбнулась, что-то тихо зашептала Филе на ухо. Приподнялся парень, приободрился. В глазах сверкнула лукавая искра:

– Что же, давай попробуем.

Засуетились вместе. Катя по комнате бегает, одежду ищет. Филя запрыгнул на печку, достал неполную четверть с брагой, вылил в нее полбутылки спирта, что-то прикинул, посмотрел и, усмехнувшись, добавил остатки. А сестра уже принарядилась, две подушки привязала – одну на задницу, вторую к животу, поверх платье накинула, платком подвязалась, в руку палку, согнулась, закряхтела, шатаясь, прошлась по избе. Филя захохотал: копия бабка Засошиха!

Крадучись от сеновала перешли между домами, пролезли в дыру в заборе, осмотрелись. Соседки дома нет, где-то на завалинке со старухами вечеряет. Хорошо, что у бабки собаки нет, можно беспрепятственно по ограде ходить.

Настроилась Катя, бутыль под мышку, палку в руки и пошла, переваливаясь из стороны в сторону от дома в огород. Оглядывается по сторонам, делает вид, что таится от чужих глаз. Прошла бурьяном к картошке и как раз напротив сеновала бутыль в ботву спрятала. Филя со стороны смотрит, едва смех сдерживает: ну чисто Засошиха от своего деда брагу прячет! Вернулась Катя. Так же незаметно в заборе пролезли назад, вернулись домой и быстро к окну припали: что будет? Сработает их план или нет?

Ждать пришлось недолго. Смотрят, Солоха с сеновала соскользнул, запрыгал зайцем по бурьяну, схватил бутыль в руки и назад. Теперь – дело времени.

Глубокой ночью Филя подкрался к сеновалу, убедился, что с Кузей полный порядок. Отпал Солоха на спину, раскинул руки, как битый глухарь, храпит так, что стропила звенят. А рядом половина бутыли стоит. Видно, не хватило духу остатки допить, да и силы не рассчитал.

Уже потом, позже, когда все вышли из тайги, Филя узнал, что Засошиха попа на дом приводила, сеновал освящать от чертей, а то бесятся ночами, дурят, играются и спать не дают. А по посёлку молва потекла, что в одну их тёмных осенних ночей у Засошихи бесы песни пели и гопака отплясывали. Дед Митрий на все эти россказни только смеялся, говорил, что все бабки с ума посходили: какие могут быть на сеновале черти? Там даже и сена-то нет, потому что он корову пять лет назад заколол. Однако через неделю сеновал разобрал на дрова. Сказал, что старый был, гнилой.

В эту ночь Филя ушёл в тайгу незамеченным. Тайно, задолго до рассвета. На ноги лошадям одел суконные «валенки», чтобы копыта не печатались на дороге. За огородами вышел на речку и руслом, по мелководью, ехал около двух часов. А в хребет вылез по переходной тропе, где звери ходят часто. Ну а на хребте – топкая мочажина. Мох – как подушка. Пройдёт конь, а он через час в исходное положение поднимается. И непонятно никому, то ли зверь прошёл, а то ли так просто, леший плясал.