Дочь седых белогорий - Страница 85


К оглавлению

85

В данной ситуации Ченка рассчитывала именно на это. Она знала, что соболь прекрасно слышит шаги неизвестного существа, которое прошло мимо, не потревожив его покоя. Так же, надеялась, что благодаря своему любопытству зверёк покинет логово, вылезет из кедра, чтобы проверить, понюхать след.

Многовековой опыт древних охотников-эвенков подтвердился тут же. Не прошло и минуты после того, как стихли шаги Ухтыря, из дупла в корнях высунулась хитрая мордочка аскыра. На миг застыв, соболь пытался разобраться в происходящем, покрутил головой и даже бросил взгляд вверх, на своего исконного врага – человека. Однако Ченку он не увидел, как и не понял того, что мгновенно умер. Пуля летит быстрее, чем сфокусированный взгляд живого существа может оценить смертельную опасность.

И вот уже Ченка держит в руках желанную добычу, проворно треплет обмякшую тушку в руках, резко дует на шелковистую россыпь кедровой шкурки и счастливо улыбается. Чувствительная душа охотницы заполонена трепетом сбывшейся надежды. Сознание с детской наивностью воспринимает удачу. Горячее сердце гонит по жилкам адреналин. Она удовлетворена собой. Удовлетворена тем, что держит в руках добытого соболя, что процесс охоты длился такое короткое время. Но более всего радуется тому, что аскыр умер быстро, мгновенно, не заметив пришедшей смерти. Потому что это завет предков: убивать зверя без боли и мучений. И она, Ченка, живёт по этим законам, где побеждает сильный, умный, ловкий, трудолюбивый. Она не знает другой жизни, потому что родилась в тайге, ни разу не видела другого мира и не имеет ни малейшего представления, как можно жить иначе.

И вот она вновь сидит на спине оленя, правит уздечкой в поисках возможной добычи, тянет свой след по голубому, бесконечному океану тайги за синекрылой птицей удачи, а по существу, занимается обыкновенным промыслом, который поможет хоть как-то продолжить её кочевую жизнь.

Колки, мари, распадки, гривы, прилавки. Крутые взлобки меняются широкими займищами. Глубокие, каменистые ручьи разрезают плотное нагорье. Кедрачи перемешиваются с пихтачами. Более светлый ельник дополняют «голые», лиственничные рябинки, берёзки, перепутавшийся ольшаник. Сколько за день переменится перед глазами охотницы всевозможных картин – знает только один Амака. Было бы трудно, даже очень тяжело, пройти весь этот путь на ногах. Но четвероногий друг Ухтырь, кажется, даже не замечает препятствий, спокойно, мягко, уверенно несёт лёгкое тело своей хозяйки.

Но и его силам когда-то приходит конец. Нудная усталость заполняет крепкое, выносливое тело оленя. Когда-то и ему будет нужен отдых. Ченка понимает, чувствует, что пора возвращаться на стойбище. Сегодня день был особенно удачным. В потке девушки один аскыр и пятнадцать белок. За весь месяц у неё никогда не выходило более десяти белок в день. Ну а уж соболь – это вообще редкая удача.

Ченка остановила оленя на разрежённом, открытом месте, осмотрелась. Вокруг все хорошо знакомо. Внизу шумит Туманиха. Напротив за речкой – Грязный ключ. Там охотятся братья Вороховы: Егор и Григорий. Позади, за спиной, крутосклонный белок. Где-то там наверху её отец – Загбой, с собаками промышляет соболей.

До озера ехать недалеко, один короткий переход. Стоит только пропеть три маленьких песни о сегодняшней охоте, и перед тобой откроется озеро, чум, тепло костра, сытная, наваристая сохатина. Вот только надо объехать небольшой завал, спуститься к реке, потом повернуть налево и направить Ухтыря вниз по течению Туманихи.

На крутом, обрывистом берегу перед шумным руслом Ченка увидела глубокую канаву. Параллельно её передвижению с горы к реке спустился медведь. В первые секунды девушка не обратила на след особого внимания. Что в том такого, что по тайге бродит дядюшка амикан? Здесь, в кедровниках, следы зверя встречаются довольно часто. Даже более того, иногда охотнице казалось, что сюда, в долину Трёхозерья, на орех собрались все медведи тайги. Отпечатки когтистых лап топтали урочище везде и всюду, встречались практически на каждом шагу, и под каждым кедром – остатки переработанного желудком ореха.

Для человека или копытного зверя в это время года медведь не представляет практически никакой опасности. Изобилие корма делает амикана этаким добродушным, миролюбивым увальнем, игнорирующим прямой контакт с разумным существом. Встречи Ченки и медведя, конечно же, были. Раз или два в неделю она сталкивалась со зверем, иной раз очень даже близко. Но эти встречи были случайны, в результате – амикан старался тут же убежать с глаз долой. В большинстве случаев хозяин тайги, услышав или почуяв приближение человека, заблаговременно уступал дорогу.

Ченка прекрасно знала, что на человека медведь нападает только в трех случаях: когда он смертельно ранен, защищает своих детей или сильно голоден, особенно в осеннее время, то есть шатун. Но в эти дни ей ничего не угрожало, и молодая охотница не боялась промышлять одна, ежедневно выезжала на Ухтыре белковать и чувствовала себя в окружении лохматой братии, как рыба в воде.

Она не стремилась добыть амикана, Загбой с собаками уже отстрелял одного зверя, так что вполне хватало семье запасов жира на долгую зиму, а медведь не посягал на её жизнь. К этому позднеосеннему времени звери уже накопили достаточное количество жира, необходимое для зимней спячки, и большее время суток, ожидая своего часа, снежной погоды, благодатной для залегания в берлогу, просто лежат где-то в завалах, в скалах или густой, непроходимой чаще. Следы таких амиканов вызывают завистливое уважение. Они круглые, широкие, по-настоящему косолапы. Мозолистые ступни набиты жиром. Когти смотрят внутрь. Задние лапы не накладываются друг на друга, а лепятся продолговатыми блинами внахлёст. Сытого медведя отличить от голодного очень легко, поэтому увиденная канава-след заинтересовала, а потом и насторожила Ченку.

85