Дочь седых белогорий - Страница 50

Но вот их что-то заинтересовало. Как по команде, все трое замедлили движение, уткнулись носами в тропу и, с шумом втягивая в себя воздух, стали принюхиваться к чьим-то следам.

Ченка приостановила оленя, стала смотреть на предмет собачьей любознательности. В глубине тропы печатался мозолистый след. Где-то вдавленный, а где-то скользящий, он очень походил на тяжёлую поступь хозяина тайги.

Увидеть на тропе следы медведя – не редкость. Тайга полна неожиданностей, амикан в этих краях – действительный царь, ходит там, где ему хочется и где вздумается. Может быть, он, так же как и сохачи, делает переход, просто шныряет в поисках лучшего корма, а может, присматривается к проходящим по лесной дороге зверям в поисках добычи.

Но человек для медведя – далеко не пища. Ченка знает паническое состояние косолапого при встречах с разумным существом, знает, как он боится одного только запаха людей, верит, что зверь нападает в исключительно редких случаях. Однако кто ведает, что на уме у могущественного исполина?

Ченка вытащила из чехла ружьё, закинула его за спину, спокойно потянула повод оленя. Караван тронулся дальше.

А между тем мозолистый, голый след всё так же петлял впереди и направлялся в ту сторону, куда шёл аргиш. Местами он был практически полностью размыт, смазан, растянут по грязи. Это говорило о том, что зверь прошёл очень давно, много часов назад, может быть, вчера вечером или даже днём. Однако насторожившиеся собаки, их нерешительность, вздыбившиеся загривки подсказывали, что отпечатки лап имеют довольно прочный, застоявшийся запах. По одному из них, самому чёткому, Ченка пыталась получше рассмотреть походку зверя и очень скоро определила примерный возраст амикана: среднего роста, трёх-четырёх лет.

Вот только одно смущало девушку. Сколько, где и как бы она ни вглядывалась в голую подошву, она не видела отпечатков когтей. Некоторое недоумение очень скоро рассеялось. Она решила, что виноват долгий дождь, обильно поливавший землю уже третьи сутки. Несколько раз она посмотрела на отца. Загбой тоже заинтересовался следами не меньше дочери. Не отрывая взгляда, он пристально проверял тропу опытными глазами следопыта, при этом о чем-то негромко рассуждая вполголоса.

Тропа вынырнула из глухой тайги, обогнула топкую мочажину, подпрыгнула на небольшой взлобок и вновь врезалась в чёрную стену вековых лиственниц. Растянувшийся караван благополучно миновал очередное препятствие, углубился в лес. Краем глаза Ченка заметила более чем непонятное поведение собак. Все трое, как по команде, свернули с тропы в сторону и, остановившись у огромной ели, что-то с интересом вынюхивали на толстом стволе.

Девушка видела какой-то непонятный нарост, густые ветви, светлое пятно, но подумала, что это просто обломившийся сучок. Она ехала, со стороны наблюдая, как встревоженный Илкун вдруг побежал ей наперерез. Поднятая морда, внимательный взгляд и поведение кобеля вызвали улыбку. Ещё никогда она не видела собаку в такой позе. Смешно перебирая лапами, кобель тянулся к невидимой цели, бежал как по ниточке, которая невидимой жилой пересекала тропу. Вот он выскочил перед оленем, потянулся вверх, что-то понюхал и, повернувшись к хозяйке, звонко, предупреждающе залаял.

Ченка вздрогнула, натянула повод:

– Ча! Ча!!!

Учаг остановился, за ним встал весь караван.

Девушка внимательно посмотрела перед собой и, к своему необычайному удивлению, за несколько метров от оленя на уровне груди учага увидела тонкую холщовую нить.

Ченка похолодела. Сердце остановилось. Руки обмякли. Ей стоило огромных усилий удержаться в седле и не упасть на землю.

Сзади подъехал Загбой, посмотрел вперёд, влево, под ель и охнул. На дювугуне зашевелился Дмитрий:

– Что там?

– Эко, случай! Самострел… однако…

Русский приподнялся на локтях, затаил дыхание, насторожился. От нервного напряжения тела вздрогнули олени.

– Как самострел?! Чей самострел?

Загбой подъехал к дереву, присмотрелся, после некоторого молчания стал рассуждать:

– Ружьё к дереву припито. Тетива натянута. На зверя ловушка стелана. Однако, люча телал. Тунгус так телать не бутет. Мы черкан из жил тянем, а тут верёвка. Сторожок через палочку накинут. Тунгус так не стелает. Мы челак через заячью косточку пускаем, чтобы не затирало. Ещё узелок завязан не по-нашему. Мы на курок удавку зацепляем. А тут завязано, как ты потки увязываешь. Это точно, русский самострел налаживал… Эко, я смотрю, на тропе след на медведя не похож. Однако, человек ходи. Где-то тут неталеко люди живи. Слет вчерашний, вечерний. А самострел плохо поставлен. Нитка пахнет. Видишь, сохатый это место стороной прошёл?

Дмитрий подавленно молчал. Ченка замёрзшим камнем, не двигаясь, сидела на олене там, где она увидела самострел. Загбой, продолжая расследование, поворачивал своего учага вокруг дерева:

– Человек отин был. След одинаковый. На ногах олочи. Не знаю, кто такой. Раньше такого слета не вител. Пойтём, однако, за ним, в ту сторону, куда он ходи. Говорть путем. Кто такой, гте живет, чем занимается. Знать нато, говорить, самострел убирать надо. Лючи ходят.

Охотник подтвердил свои намерения действиями, повернул оленя по примятой траве, давая понять Ченке, чтобы она вела караван за ним. Он уже проехал какое-то расстояние, как вдруг его остановил громкий голос:

– Стой, Загбой! Не надо нам ходить за русским. Зачем? Только время потеряем. Нам дорога на юг, а ты поедешь назад, в обратную сторону. Ты же сам говоришь, что нам надо быстрее бежать от Харги. Злой дух гонится по нашим следам, и ему будет очень легко нас догнать, если мы сами возвращаемся ему в руки. Если мы встретимся с людьми, то их тоже постигнет беда. А это, как ты сам рассказывал, грех – наводить гнев духов на других. Пойдём своей дорогой. Нам ещё долго идти. Будет лучше, если мы проедем сегодня как можно дальше. А вечером… у меня в потке есть фляжка со спиртом! Я тебе налью большую кружку!