Дочь седых белогорий - Страница 36

Как будто в подтверждение мыслей охотника, навстречу им пахнуло знакомым смрадом псины, не сравнимым ни с чем запахом свежей крови и тёплым разложением внутренностей. По ледяной поверхности ледникового ручья потянулись чёрные полосы – следы крови.

Все это пролетело в сознании охотника в какие-то доли мгновения, но осмысленно. Загбой понял это своим внутренним чувством человека тайги. Сколько времени прошло в этой круговерти, он не мог сказать. Минуты, секунды, мгновения. Сколько катились они по поверхности ручья: пятьдесят, сто, двести метров об этом мог судить только сам Харги. Впереди был страшный конец.

В сером мраке, в тёмно-голубых оттенках ледяной пещеры охотник увидел нечто чёрное, громоздкое и огромное. Оно приближалось с каждым мгновением, нарастало, увеличивалось и проявлялось. Загбой уже понял, кто это и что сейчас произойдёт. Ужас был в том, что не пятно наплывало на них, а они подъезжали к нему. Под самые ноги, в когтистые лапы, в клыкастую пасть большого чёрного медведя.

За некоторое расстояние, мгновенно оценив ситуацию, Загбой всё же успел предупредить Дмитрия об опасности.

– Лежи, не шевелись! Будь мёртвым! – выкрикнул он.

Удар, столкновение, остановка. Упёршись во что-то, они на какой-то миг замерли. Дмитрий, в сознании которого еще звучали слова проводника, что-то соображал и вдруг ужаснулся, видя, что над ним поднимается что-то огромное, неуклюжее, лохматое. Через мгновение по глухому, парализующему, угрожающему реву он понял, что находится под медвежьими ногами. В голове все перемешалось: предостережение Загбоя, яростный голос амикана и шоковый страх, сковавший все движения. В страхе, с перекошенным лицом он пал ниц, ожидая последний, смертельный удар. Учхор, осознав близость зверя, в панике попытался встать, броситься в бегство. Но парализованные конечности не подчинялись бедному животному.

Единственный, кто в этот момент оценивал сложившуюся обстановку, был, конечно, Загбой. Умение всегда оценивать ситуацию молниеносно, как всегда, приподнимало его над обстановкой на несколько ступеней выше. Он уже видел, что они остановились в ледниковом тупике, где волей случая тоже оказался провалившийся медведь. Охотник понял, что смертельный поединок с амиканом неизбежен, и здесь, как всегда, в живых останется только один. Обстановка во много раз осложнялась тем, что под ногами зверя лежала добыча – убитый сокжой. Вполне возможно, что это была та самая матка-оленуха, чей след они видели сегодня утром в проходе скал. А медведь, преследовавший стельную корову, вот он, стоит перед ним.

Нет, Загбой не боялся медведя. Он добывал амикана с пальмой, с луком, ножом и, конечно же, с ружьём. И всегда видел в нём противника, достойного не только уважения, но и поклонения. Это порождало в нём какую-то другую силу, способную побеждать и всегда в схватке наносить один-единственный, нужный и верный удар. Для этого была необходима твёрдость духа, отличная реакция, ловкость движения тела и, наконец, бесстрашие и решимость. Заученным движением руки Загбой схватился рукой за пояс. Да, вот она, пальма, здесь.

Многолетняя привычка всегда класть вещи на свои места и в этот раз оказала добрую услугу. После того как они с Дмитрием окончили рубить ступени, он в отличие от русского, который бросил топор на снег, вложил нож в ножны. Вот только нет палки, к которой надо прикрепить пальму. Крепкое берёзовое древко осталось притороченным к вьюку второго ведомого учага. Но, может быть, к своим зрелым годам он ещё не утратил ту ловкость, которой владел в недалёкой юности.

В доли секунды Загбой вспомнил, что когда-то он участвовал в празднике жертвоприношения. Суть заключалась в том, что несколько групп четырнадцати-шестнадцатилетних юношей соревновались между собой в ловкости, удали, бесстрашии и силе. Объектом служил всё тот же медведь. Ранним утром молодые охотники уходили в тайгу, с помощью собак находили, задерживали и добывали амикана. Оружием в руках служила только пальма.

Он прекрасно помнит незабываемые моменты, когда они вчетвером держали в плотном кольце разъярённого зверя, не давая ему вырваться на свободу, не допуская, чтобы последний напал на кого-то из друзей. Если медведь бросался к кому-то из юношей, трое других тут же вонзали в него свои пальмы-копья. Зверь бросался на другого человека, и его тут же били сзади острые пики друзей. Таким образом, побеждала та группа молодых охотников, кто быстрее всех приносил на стойбище самую большую голову мёртвого зверя.

Но это ещё не всё. В группе из юношей славили самого смелого, сильного, ловкого охотника. Им оказывался тот, кто смог проскочить под мелькающими лапами зверя и острым ножом вывалить внутренности амикана из шкуры. Конечно, это было само совершенство охоты на медведя. Отважиться на него мог не каждый юноша. Загбой помнит своих друзей, кто однажды, испытывая судьбу, в этой «игре» попадал в когти хозяина тайги и тут же погибал от его смертоносных объятий.

Потом он сам, один на один, выходил на схватку с медведем. Но это было при других обстоятельствах. Он находился в тайге, на твёрдой опоре. В руках Загбой держал длинную, на древке пальму, на которую он насаживал зверя. И рядом находились собаки, которые помогали ему в охоте.

Теперь охотник оказался в невыгодном для схватки положении. Под его ногами – скользкий лёд. В руках – короткий нож. Но самое плохое, с ним не было собак. Где они, дорогие Чирва и Илкун? Кто схватит разъярённого медведя за штаны? Кто не даст хозяина в обиду? Да, сейчас Загбой один. Помощи ждать неоткуда и не от кого. Дмитрий повержен. Стоит ему только приподнять руку, дать хоть какие-то признаки жизни, и его судьба будет решена мгновенно. Остаётся надеяться только на себя, на свою силу, ловкость и мужество. Но как и с чего начинать поединок?