Дочь седых белогорий - Страница 44


К оглавлению

44

Где-то далеко, под суровым гольцом, едва слышно токнул выстрел. Раскатившееся эхо ударом хлыста растянуло хлопок по огромному плато. Ченка вздрогнула, вскочила на ноги – отец! Он все-таки скорее всего выследил снежного круторога.

Вместе с девушкой насторожились собаки, навострились, застригли ушами в сторону неожиданного звука, напряглись пружинистыми телами в желании броситься на зов хозяина. Вместе с ними сработавшей пружиной капкана вскочил Князь. Кобель во время общения девушки и своих сородичей, молча созерцал со стороны. Он был слишком гордым, чтобы так же чувственно открывать трепет души. Может быть, он просто не знал любви к человеку, потому что в его жилах текла кровь волка. Услышав выстрел, он был готов умчаться к далекому отрогу.

Прошло несколько минут напряжённого ожидания. Чирва и Илкун настороженно ждали повторного выстрела. Князь немного остыл, присел, стал нервно выбивать из своей шубы блох. Ченка подошла к Дмитрию, опустилась перед ним на колени. Он не спал, узнал, осторожно повернул голову в её сторону, тихо спросил:

– Ченка, это ты?

Она негромко подтвердила. Он слабо улыбнулся вздувшимися губами, что больше походило не на улыбку, а на какое-то ее подобие, напоминающее презрение. Приподняв свою руку, нашёл, взял покрасневшими руками руку девушки и несильно прижал её к своей груди. Какое-то время, не говоря друг другу ни слова, они молчали.

На далёком гребне едва слышно лопнувшей почкой раздался ещё один выстрел. Ченка вздрогнула. Дмитрий насторожился. Собаки заскулили. Желая разрядить обстановку, Ченка отпустила их с поводов. Они, не раздумывая, бросились в ручей, быстро переплыли его и, выскочив на крутой берег, перегоняя друг друга, помчались на зов хозяина.

– Это стреляет Загбой? – едва слышно спросил Дмитрий.

– Да, – плохо понимая его язык, но угадывая мысли, ответила Ченка. – Наверное, добыл барана. Однако, будет вкусный ужин… на пепелище чума. Отец будет ругаться…

– Не бойся, я за тебя заступлюсь, что-нибудь придумаю. Скажем, что когда ходили за дровами, случился пожар.

Девушка долгое время силилась понять то, что он ей сказал. В отличие от Дмитрия, который хорошо знал язык тунгусов, Ченка знала только несколько русских слов. Для того чтобы понять смысл сказанного, ей иногда приходилось переспрашивать по несколько раз. Так было и в этом случае. Пока он пытался объяснить ей свою мысль, прошло ещё несколько минут.

С каменистого отрога настойчиво и уже требовательно приплыло эхо третьего выстрела. Загбой звал к себе. Третий выстрел всегда был условным. И значил, что охотник добыл зверя, крупного зверя, и зовёт свою дочь с оленем к себе за мясом.

Ченка осторожно освободила свои руки из рук Дмитрия, медленно встала и, не говоря ни слова, пошла к раскиданным вещам за уздечкой. Но вдруг, как будто опомнившись, остановилась, потрогала свою мокрую одежду, пошла в другую сторону, где в нагромождении тюков и поток лежала котомка с её вещами. Не опасаясь невидящего купца, девушка быстро переоделась, скинула с себя дошку, платье, штаны, достала из мешка сменное бельё и только теперь торопливо поспешила на плато к пасущимся оленям.

Поймать кормящихся учагов ей не составило большого труда. Подвязанные к чанхаю олени доверились рукам девушки. Ченка ловко накинула на головы смирных животных крепкие уздечки, села на спину одного из них, взяла в повод ещё двух учагов и поехала к далёкому гребню. Стоило оленям пройти несколько сот шагов, как вдруг из-под гольца долетел ещё один, четвертый выстрел. Этот, четвёртый, знак служил условным сигналом в оказании скорой помощи, заставлял торопиться и гнать оленей к Загбою как можно быстрее.

В сознание Ченки вкралась тревога, беспокойство за отца. Ещё никогда в своей жизни Загбой не стрелял подряд по четыре раза. Обычно меткий охотник добывал добычу с первого или со второго патрона. Третий служил условным вызовом дочери к нему с оленями. Но вот четвертый уже был полным неведением, и девушка заставила бежать учагов так, насколько этому позволяло пересечение местности и всевозможные преграды.

Где-то далеко впереди, на окраине плато, у склона гребня возникла серая точка. Отделившись от скальных нагромождений, она быстро заскользила по седому полю ягеля навстречу ей. Ченка остановила оленей, пытаясь определить бегущего зверя. В какой-то момент по скорости передвижения и по прыжкам она приняла плывущий комочек за волка, который мог принести не только испуг встревоженным учагам, но и множество непредвиденных обстоятельств ей самой. Сжавшимся сердцем девушка вспомнила об оставленном на стане ружье.

Ещё было не поздно повернуть оленей назад, умчаться от грядущей опасности, но какое-то внутреннее чувство заставляло её пока что оставаться на месте и ждать. Но вот прыткий комочек превратился в четвероногое лохматое существо, окрасился в пёстрый цвет и наконец-то, к необычайному облегчению лихой наездницы, ясно и чётко представился: Илкун! Девушка глубоко вздохнула, тронула хоркающих учагов дальше, вперёд к скалистому гребню.

Илкун тоже заметил тройку оленей с хозяйкой на спине передовика. Круто изменив своё направление, он стремительно подбежал к аргишу и громко, пронзительно залаял. Изумлённая Ченка на краткий миг вновь приостановила оленей, спрыгнула на землю.

Кобель бросился ей на грудь, едва не свалил с ног, не переставая о чём-то говорить ей на своём, собачьем, языке. В его голосе слышались тревога, волнение, призыв. Суетливые, проворные движения рассказывали о чём-то необычном. Он бросался назад, откуда прибежал, возвращался, крутился клубком и опять прыгал в сторону отрога. На несколько секунд он замер, прислушался и с тревогой посмотрел на хозяйку, спрашивая её своими умными глазами: «Слышишь, как лает Чирва?»

44