Дочь седых белогорий - Страница 41

Два капкана злого духа

Второй день караван стоит на одном месте. На берегу небольшого, по-весеннему разговорчивого ручья треугольным пиком высится остроконечный чум. Большая, покрытая свежей зеленью поляна заполонена духом присутствия людей. У кромки леса на невысоких лабазах чернеют комковатые потки с товаром и продуктами. На длинных горизонтальных шестах развешаны оленьи сёдла, кожаные мауты, потки, лосиновые потники, спальники и прочая хозяйственная утварь. Отдельно в стороне, на деревянной раме растянута большая медвежья шкура. У воды, на вбитых в землю кольях висит чистая, протёртая речным песком и травой посуда. В центре поляны, неподалёку от чума едва теплится костёр. Над ним, в чёрном овальном казане, распространяя далеко вокруг аппетитный запах мяса, парится медвежатина. Под соседними деревьями растянулись на солнышке сонные собаки. Их свобода временно ограничена короткими поводками.

Между чумом и костром, под корявым кедром, на спальнике, лежит Дмитрий. Глаза прикрыты, на лице равнодушие и невозмутимое хладнокровие. Однако это лишь видимая маска. На самом деле он внимательно наблюдает за Ченкой, которая занимается своими обыденными делами. Конечно же, девушка чувствует на себе внимание русского, иногда пытается перехватить его взоры. Старается быть спокойной, независимой, увлечённой работой, но потом вдруг резко поворачивается к Дмитрию, смотрит ему в глаза. Он же, притворяясь спящим, быстро закрывает веки, но это ему плохо удаётся. Ченка хитро улыбается, кокетливо грозит пальчиком, отворачивается на некоторое время. Чувствуется, что игра ей нравится, а движения девушки сегодня грациозные, походят на плывущую лебёдушку.

Полдень. Алое солнце торопит лето. Жаркие лучи небесного светила не по времени сильно греют горный мир. Видимо, на глазах плавятся огромные языки снежных надувов. Зелёные лоскуты проталин яростно съедают белые портянки зимнего покрывала. Тут же, на оголившейся земле, торопятся расти свежие побеги будущих трав. На приземистых стланиках, карликовых берёзках и перелетениях ольхи лопаются, выпуская на свободу листья, клейкие почки. Угрюмый край окрашивается в свежий, насыщенный цвет. Тёмные, однообразные каменные нагромождения принимают красочный вид, встречая скоротечное лето. Даже грозные пики незнакомых, безымянных гольцов, отражая потоки лучезарного неба, светятся робкой улыбкой проснувшейся от зимней спячки природы.

Ожил, заговорил разноголосицей пернатый и животный мир. Перелётные птицы, празднуя прибытие на родину, восхваляют этот суровый край звонкими трелями. В благоухающем воздухе завис непрекращающийся хор пёстрых ангелов торжествующей весны. Но как будто в напоминание о том, что не все так прекрасно в этом мире, из-под мокрых кустов, холодных камней и всевозможных щелей оттаяли, вылетели на простор первые комары и мошки.

Далеко под гольцом, на огромном сером плато словно рассыпались тёмные точки. Это пасутся олени. Сочный ягель кормит и восполняет силы вьючных животных после трудного пути. К каждому учагу Загбой предусмотрительно привязал по короткому чанхаю, что ограничивает их передвижение. Где-то за увалом далёким отголоском слышится негромкое урканье медведицы, призывающей к себе медвежат. А там, на скалистом гребне, мелкой пылью сбились в табунок снежные бараны. Они кормятся на одном месте. Горные крутороги спокойны и не подозревают, что где-то со стороны к ним крадётся человек с ружьём.

Ченка хочет помыться. Ещё утром она набрала в большое ведро золы из костра, залила его водой и поставила отстаиваться. Затем вскипятила ещё одно и наложила в него волчьих ягод, кусты смородины, черники, две пластика ягеля-лавикты и большой букет душистых первоцветов-подснежников. Когда приготовление настоев было готово, девушка осторожно слила отстоявшуюся зольную щёлочь в отдельный туес, сняла с костра ведро с разварившимися растениями и, дождавшись момента, когда Дмитрий погрузился в глубокий сон, исчезла с водой в тайге.

Углубившись от стойбища на безопасное расстояние, она долго стояла в густых переплетениях зарослей ерника, опасаясь посторонних глаз. Но тайга говорила своими голосами и приносила только естественные запахи и звуки. Это свидетельствовало о том, что здесь она одна и никто за ней не подсматривает. Убедившись, Ченка робко разделась и, не переставая осматриваться по сторонам, стала мыться.

Но, как бы она ни пряталась, в этот раз Дмитрий оказался хитрее. Он понял, что девушка сегодня будет мыться, и в последний момент просто притворился спящим, затем осторожно проследил за ней и теперь с восхищением любовался её молодым, совершенным телом из-за колодины.

А она, не замечая его, тщательно полоскала свои короткие, обрезанные ножом волосы щёлочью до тех пор, пока они не стали мягкими, шелковистыми, пушистыми. Затем, окуная в настой аромата альпийских лугов нежную, собранную из мохнатой бороды древесного мха мочалку, бережно ласкала шёлковый бархат кожи. Все движения были плавными, продуманными, как будто Ченка не просто смывала с себя многодневную грязь, а умело лепила из сырого материала фигуру богини.

Не в силах больше сдерживать в себе бунтующие эмоции, Дмитрий медленно встал и тихо, стараясь не спугнуть очаровательное видение, подошёл сзади. Какие-то мгновения, опасаясь прикоснуться к ней, он стоял на расстоянии вытянутой руки. Нежный запах чистого тела кружил голову, дурманил разум и нервными импульсами необычайного возбуждения сковывал каждый сантиметр его плоти. Ещё никогда в своей жизни Дмитрий не чувствовал в себе такого волнения. Естественный аромат красоты, заключённый в маленькое женское тело, сводил его с ума, заставлял роптать перед чувственным очарованием и даже дрожать.