Дочь седых белогорий - Страница 110

110

– Ну, ты и сказала! Может, топляк видела?

– А тебе, случайно, черти не мерещатся по ночам?

Ченка обиделась, Загбой тоже. Пытаясь заступиться за дочь, отец, сдержавшись от взрыва отрицательных эмоций, не стал спорить, а ответил просто с достоинством:

– Дурная голова – без глаз. Слепого оленя режут. Пуля без пороха не летит. Пудет время, смотреть сами путете…

Все сдержанно переглянулись. Вроде и правда, эвенк не врёт. Но, может, уже хватил лишнего, тем не менее надо подлить в кружку, пусть уставший народ повеселит. Дмитрий торопливо разлил неразведённый спирт и, хитро перемигнувшись с приставом, «подкинул в костёр дров»:

– А что, когда рыбу-то увидеть можно? Сегодня вечером будет на воде играть?

– Случаем, она по берегу не ползает? – едва пережёвывая мясо набитым ртом, выдавил сотник. – А то мои орлы давно в руках сабли не держали!

Дружный хохот опять разорвал тайгу. Загбой быстро выпил, долго морщился, хватал воздух губами и, так и не закусывая, уже заплетающимся языком залопотал:

– Эко, бое. Правту гаварю. Ченку рыба кушай. Я видел талеко. Игорка вител близко. Филька-чёрт рыба сети рвала…

– Это что? – наклонившись к Дмитрию, прошептал Берестов. – Он про Вороховых говорит?

Тот согласно кивнул головой, но тут же приложил палец к губам – молчи пока, до времени. И тут же, с улыбкой повернувшись к Ченке, ласково приобняв её за плечи, нежно спросил:

– А что, русские-то так и живут там?

Вспыхнувшая Ченка, обрадовавшись, что её муж наконец-то обратил на неё внимание, согласно затрясла головой и, готовая рассказать обо всём, что только захочет её любимый, залопотала:

– Живут, отнако. Дом строят новый. Филька там с Лизой жить путут. А Кришку шатун зимой кушай. Ченка амикана пальмой колола. Игорку в чум возила на олене. А Игорка месте с Ченкой рожал Улю…

Она готова говорить весь вечер, но сквозь маску внимания все же чувствует равнодушие по отношению к ней. Более того, Дмитрий не хочет с ней разговаривать. Он просто приподнимает палец к своим губам и перебивает её:

– Потом расскажешь…

А веселье набирает силу. Вот уже от дальних костров доносится громкая речь. Наёмные рабочие-сезонники обсуждают преимущество золотых приисков, видимые приметы, по которым лучше всего находить золото, и ещё многое другое, что относится к ремеслу старателя. Каждый хочет доказать другому и всем, что он лучше всех, мастер своего дела, ему нет равных, а благородный металл сам сыпется в лоток. То, что скрывается в мыслях трезвого человека, всегда выплывает под воздействием алкоголя. От тени скромности не остаётся каких-то следов, развязанный язык не знает границ дозволенного, все тайны выплывают наружу. Суровый мир делается красочным и привлекательным, все люди становятся братьями. И ведь знает старатель-золотоискатель, что этим пользуются хитрые купцы-спиртоносы, но ничего не могут поделать, так как дурман сильнее воли человека. В такие мгновения за бутылку спирта продаются золотоносные шурфы, открываются благородные жилы, широким, щедрым жестом руки подписываются купчие на пользование приисками и золотыми россыпями. Просыпается старатель утром, если просыпается вообще, а дело сделано. Гол как сокол, за душой ни гроша. И где то несметное богатство, что ещё вчера утром тайным сиянием грело душу? У какого-то купца Хитроумова, который уже сегодня не даёт похмелиться и гонит прочь со двора. Знает это мужик-работяга. Потому и старается держаться особняком, подальше от недоброго чура, скрывая разговоры и тайны.

Да только что для Дмитрия эта осторожность? В кругу двух десятков наёмных мужиков у него есть свои глаза и уши, которые своевременно донесут о любых недовольствах темного люда и предупредят о возможных провокациях. Старатели – люди тёмные, подобны зверю лесному. У них свои законы, если затаят обиду, так на всю жизнь. Да и на расправу руки длинные, снесут голову топором и фамилию не спросят. Так что уж лучше знать всё заранее… Правда, пока никто о Дмитрии плохо не думает. Человек новый, незнакомый, присматриваются, что за купец такой объявился, да ещё на неведомых местах, в тайге хочет разработать новый прииск. И плату пообещал хорошую, еду и одежду. Пока что всё так и идет: обращение хорошее, еда есть, одеты и обуты мужики во всё новое.

Казаки сидят от старателей отдельно. У них свой круг общения, другой костёр, иные обязанности: верой и правдой служить царю и Отечеству, охранять земли российские от набегов монголов и китайцев, поддерживать порядок и закон, беззаветно слушать приказы отцов-командиров. В данном случае таковым является сотник Кулаков. Стоит ему только мигнуть, и пятеро бравых молодцов в капусту искромсают не только этих мужиков, но и пристава, купца и приказчика. Впрочем, этого не должно произойти, так как все они имеют свои общие интересы, о которых казакам знать не положено. Лишь бы не обидели дорогого, уважаемого Григория Матвеевича. Да, надо быть внимательнее, а то вон тот пьяный чалдон уже хватает за рукав, мажет его слюнями и что-то убедительно доказывает. Не остепенить ли его, пока беды не приключилось?

Но сотник успокаивающе машет своим подчинённым ладонью, всё нормально, сидите, сынки, спокойно, пейте водку, ваш час не настал. А то, что дикарь пристаёт, так то ничего, это безобидный человек, и мысли у него детские. Пусть себе доказывает что угодно, так даже забавнее и веселей.

А Загбой не унимается, что-то лопочет на своём, едва переводимом на русский языке, коверкает слова под всеобщий смех, потешает собравшихся. Желает знать, почему у казаков такие большие и длинные ножи. Эвену невдомёк, что сабли нужны не для того, чтобы колоть медведя, а чтобы рубить человеческие головы.

110