С нескрываемым ужасом она смотрела вперёд, на плавное течение протоки, на далёкие берега, на притихшую тайгу, молча ожидавшие развязки. Однако, всё ещё на что-то надеясь, Ченка продолжала черпать сочившуюся воду, крепко прижимать к груди дочку и, обращаясь к далёким духам, просить всемогущего Амаку о спасении, пусть не своей жизни, а жизни дочери.
Но казалось, что боги отвернулись. Пойманная в сеть рыба тащила лодку в самое глубокое место. Сзади, сопровождая долблёнку, плыла вторая рыба. А где-то впереди, за небольшим поворотом, уже дышало третье озеро. И не было надежды на спасение. С ужасом в глазах Ченка представила, что их ожидает. Её и дочку не похоронят на лабазе, как этого требует обычай. Их души не соединятся с душами предков. Тела разорвёт на куски и сожрёт ненасытное существо.
От этой мысли девушке стало не по себе. Склонив голову к дочке, она осторожно прикоснулась губами к крохотным очертаниям лица, с трепетной нежностью стала целовать губы, нос, щеки, глаза. От нахлынувших чувств на глазах выступила роса слезинок. Ченка думала о том, как мало, очень мало пожила её кровиночка на этом свете, не насладилась всеми красками, запахами, ощущениями окружающего мира, которые дарит человеку природа. Она не узнает детства, молодости, не выйдет замуж, не родит детей, её ноги не будут топтать эту землю. И молодая мать винила себя. Если бы она не привязала к носу лодки сеть, а отпустила рыбу, всё было бы по-другому. Но что делать, когда уже всё произошло и ничего не изменить? Нет! Ей ещё рано хоронить себя и дочку. Она будет бороться за две жизни до последнего, чего бы ей этого ни стоило. Так было всегда. Так говорил ей отец. Об этом подсказывал голос предков: «Не зови смерть, пока ты жив!»
Откинув со своей души путы минутной слабости, Ченка приподняла голову, осмотрелась, что можно сделать, чтобы оказаться на свободе. Эта мысль не покидала её всё время. Но ей что-то всегда мешало: резкие рывки первой рыбы либо удары второй. В эти минуты, когда лодка плыла по протоке, ситуация изменилась. Обе рыбы старались как можно быстрее уйти в глубину третьего озера, торопились и плыли ровно, без каких-либо рывков, ударов и волнений. Это благоприятствовало задуманному.
Ченка бережно положила дочку назад, в зыбку, перешла в нос долблёнки и припала к кожаным узлам сети. Острые зубы впились в прочную тетиву.
Миллиметр за миллиметром. Усилие за усилием. До изнеможения, до судорог в челюстях, до скрежета в зубах, до боли в голове. Девушка чувствовала, что медленно, очень медленно плетёная кожа всё же делится на две половинки. Это давало надежду. В какие-то моменты, восстанавливая силы, она отстранялась, чтобы, вдохнув воздуха, опять врезаться зубами в намокшие узлы. Оставалось ещё совсем немного, может быть, несколько узелков, но не хватало воздуха в лёгких. Ченка приподняла голову, вздохнула, посмотрела вперёд и… Забыла о том, что осталось несколько сильных, режущих давлений зубами. Прямо на неё плыл лохматый, многовековой кедр.
Так казалось Ченке. На самом деле увлекаемая долблёнка с обречёнными пассажирами на борту двигалась к зависшему над протокой гигантскому исполину. Отжив свою жизнь, подточенный временем и водой могучий кедр пал необъятной колодой поперёк русла реки. Вырванные с землёй крепкие корни лохматым выскорем вздыбились за крутым берегом. Шероховатый комель, на некотором расстоянии упёрся в большой камень, который послужил опорой поваленному дереву. Это оградило кедр от падения в воду. Своеобразный подвесной мост имел горизонтальное положение над спокойным течением. И только лохматые, ещё зелёные ветки, как руки молодой девы, задумчиво касающейся изящными пальчиками холодных струй течения, едва достигали протоки.
Ченка сразу же поняла: судьба предоставила ей возможность спасти свою жизнь и жизнь дочки. А может, всемогущий Амака услышал её молитвы? Она готовилась к единственно верному, спасительному прыжку.
Она уже знала, что ей надо делать, заранее рассчитала траекторию своего будущего полёта, представила, за какие ветки ей предстоит зацепиться и куда потом надо будет передвигаться. К намеченной цели особых препятствий не было. Ей приходилось перепрыгивать с дерева на дерева там, вверху, у самых макушек, где расстояние между стволами было до нескольких метров. Здесь же надо только посильней оттолкнуться ногами и ухватиться за основание сучьев. Но дочка, крохотный комочек, её кровиночка, драгоценная Уля… Получится ли прыжок вместе с ней?
Времени на раздумье не было. До кедра оставалось метров пятнадцать, и надо было быть готовой к предстоящему. Ченка распеленала девочку, запихнула её под платье и быстро перевязала живот кожаным маутом. Потрогала – дочка прижата к телу плотно, не выпадёт. Теперь только надо смотреть, чтобы какой-нибудь сучок или ветка не повредила глаза и нежное тельце ребёнка. А долблёнка уже подошла под гущу веток.
Замерла Ченка спрятавшейся белкой, напряглась настороженным черканом, затаила дыхание битой гагарой. Дождалась нужного момента и – в один миг взорвалась пороховым зарядом – прыгнула ловкой рысью, ухватилась, будто сапсан, цепкими пальчиками в толстые сучья, извернулась лисой в густых переплетениях ветвей и уже через две секунды сидела верхом на стволе кедра.
Пустая долблёнка быстро прошла под деревом. Сопровождающая рыба, не заметив исчезновения людей, так же ровно и спокойно проплыла чуть в стороне, с левого борта. Ещё секунда – и они отдалились.
Подождав ещё какое-то время, Ченка перешла по стволу кедра на берег и только тогда облегчённо вздохнула. С благодарностью, воздавая почести добрым духам, не переставала шептать молитвы, тут же целовала в мокрое от слёз личико Ули, плакала сама и медленно качалась всем телом из стороны в сторону. Потом, как будто очнувшись, торопливо пошла вдоль протоки, вышла на берег Большого, третьего, озера, увидела наполовину затопленную лодку. Присела на траву и со страхом в глазах стала наблюдать, как юркая долблёнка быстро погружается в воду. Вот уж затоплена половина, вот остались кромки бортов. И тут из глубины озера вырвалось чёрное бревно. Взлетело над водой, перевалилось через край борта и, взметнув хвостом фонтаны брызг, задавило обречённую долблёнку своим телом. Резкий прощальный удар могучего хвоста – и всё стихло.